Автор статьи - Сергей Чернышёв.
ВОЙНЫ СУВЕРЕНИТЕТА
Из предыдущего изложения видно: даже элементарная классификация институтов вооружает исследователей и социальных инженеров широким спектром понятийных инструментов. Притом, что мы пока имеем дело только с первоэлементами институциональных абстракций, с азбукой, из знаков которой ещё предстоит составить слова, затем – предложения. В теле любого конкретного общества институты не просто сосуществуют – они опираются друг на друга, конфликтуют, заключают многосторонние коалиции, ведут многоходовые рефлексивные игры. Проводя аналогию, можно говорить про своего рода институциональную «химию» и «биологию» – с той существенной разницей, что атомы в ней являются игроками, а молекулы – коалициями игроков.
Но в картине мира, доставшейся нам от позапрошлого века, на месте собственности как
системы отчуждённых институтов зияет провал, в его пустоте болтаются две тощих абстракции, «Левиафан» и «Невидимая рука», чьи словесные оболочки позаимствованы из двух великих трактатов XVII и XVIII века. Как будто нет и никогда не существовало ни Гегеля, ни младогегельянца Маркса.
Свободен путь под ФермопиламиНа все четыре стороны.И Греция цветет могилами,Как будто не было войны.А мы — Леонтьева и ТютчеваСумбурные ученики —Мы никогда не знали лучшего,Чем праздной жизни пустяки.Академические знания об институтах в обществе либо начисто отсутствуют, либо переживают фазу раннего младенчества. Бытующее представление о «бизнесе» – первая попытка с черного хода втащить игру в круг добродетельных хозяйственных занятий, пристроить в один ряд с хлебопашеством и ремёслами. Хозяину мануфактуры дозволяется в рабочее время поиграть в рыночную рулетку – на том основании, будто «невидимая рука» снабжена божественной добродетелью направлять корыстные частные порывы ко всеобщему благу. (Эта идеологема принадлежит, кстати, не Адаму Смиту, а его недобросовестным интерпретаторам).
Что касается государства-Левиафана, игры с ним вообще считаются неуместными, клеймятся как коррупция, бюрократизм или кумовство. Весь этот институт видится порождением зла, которое, за невозможностью искоренить, надо загнать в резервацию «ночного сторожа». А если не получается – находятся политметодологи, усматривающие, к примеру, его в чреве «разделение властей» на некие ветви, которые можно науськать друг на друга, дабы отвлечь чудище от наездов и внеплановых проверок.
С таким дошкольным интеллектуальным багажом невозможен транзит в новую социальную эпоху. С ним не выкарабкаться из предыстории – среды обитания трудолюбивого Homo Faber, из общества платоновских ремесленников, узников собственности, наивно воображающих, будто это они её имеют, а не она их. Не пробиться в новый мир Homo Ludens, человека Играющего, в социум платоновских стражей, поэтапно овладевающих стихией институтов собственности, чтобы превратить её чуждую силу в свою.
Homo Ludens – не напёрсточник и не карточный шулер. Он профессионально играет в институты, с институтами и посредством институтов. Играет всерьёз и надолго, на целую эпоху. Шаг за шагом каждый из них он «опредмечивает»: превращает из неконтролируемого источника трансакционных норм, директив и правил – в предмет рационального освоения и технологизации.
***
Институты не сидят на месте, пассивно ожидая инженерных действий от Homo Ludens. Их социоприродная плоть претерпевает имманентную эволюцию, живёт своей жизнью – о которой стражи (продолжая платоновскую метафору) узнают из жалоб и просьб ремесленников, погружённых в проблемную материю производства. Их идеология испытывает трансцендентное становление – о чём стражам повествуют мудрецы, вдохновенно созерцающие социальные эйдосы. Можно также сказать – перетолковывая забытого Платона на модного Талеба – что стражей попеременно атакуют то чёрные, то белые лебеди. Отвлекая их от уставной рутины институциональной службы, первые вынуждают заняться авральным ремонтом институтов, вторые – порождают инновации, побуждают к безотлагательному обновлению.
Однако в странах российского типа институты предоставлены самим себе; стражи не просто не занимаются своим делом – даже не подозревают, в чём оно состоит. Вместо этого они попеременно то служат ремесленникам, то грабят их, а чёрно-белые лебеди незримо мечутся, обдавая помётом безработных мудрецов с их никчёмными эйдосами.
Институциональные кризисы накапливаются и громоздятся друг на друга, как торосы, покуда напряжение не разряжается в социальной катастрофе. Говоря словами Бердяева, социальное благо, которому давно пришла пора воплотиться, не находит в обществе социальных инженеров, готовых и способных вовремя принять ответственность за родовспоможение. И тогда за бездеятельное дело берутся силы зла, тогда «на небесах постановляется неизбежность революции».
***
Маркс неоднократно растолковывал российским «марксистам», что в его «Капитале» содержится лишь исходная абстракция, условно приложимая разве что к сильно идеализированной экономике типа английской середины XIX века. Тем более трудно представить себе образцовый социум, где в границах одной страны была бы полностью представлена вся многослойная система институтов, в правильном порядке выросших на её почве, увенчанная капиталом. Но это и был бы утопический идеал полной
суверенности, недостижимый нигде и никогда.
ХХ век даёт изобильный материал для осмысления того, как происходит эволюция и осуществляется развитие институтов. Гегелевский «мировой дух» в сожительстве с тем или иным социумом, преуспев в конструировании нового института, как правило, вскорости вынужден расторгать брак: его временный попутчик испытывает «головокружение от успехов» и, отъевшись и пригревшись, не торопится нырять в омут очередных реформ. Но здание нового института с новой пропиской нуждается в фундаменте предшествующего. Тогда вечный скиталец-дух пускается на хитрости, чтобы передать часть совместно нажитого социального материала новому избраннику. К примеру, варварский этнос, исторгаясь из гор и пустынь, прокатывается по землям цветущей страны-донора, в нагрузку к награбленному подцепляя вирусную заразу и рассаду её институтов. Или просвещённая иноязычная элита, наоборот, сознательно пытается переносить привычные институты на завоёванные земли – как это было с реформами в Птолемеевском Египте. Или тот или иной вариант «офсетной сделки», когда принимающая сторона идёт на трансплантацию в надежде локализовать недостающую технологию, а передающая ведёт рискованную игру, рассчитывая внедрить или вырастить вокруг техно-оазиса пятую колонну… Имя демонам легион.
***
Институциональной структуре любого современного общества закономерно свойственна чересполосица: перекрёстная зависимость, неполнота, посткризисная компенсаторика, многослойность и многоукладность.
Продолжим метафору Платона. Классические «войны ремесленников» ставили целью либо захват и присвоение территориальных, природных и иных производительных сил и ресурсов противника, либо их разрушение с целью ослабить супостата. Новейшие «войны стражей» имеют целью перехват контроля над институтами соперника, перевод под внешнее управление – либо блокировку или подрыв их функционирования. Но для того, чтобы подорвать или взять под контроль чей-то суверенитет, вовсе не обязательно нарушать границу.
Распространённые образчики подобного сорта многослойных и многоходовых операций именуются нынче «гибридной войной» и трактуются как нарушение священных правил, некий беспредел. На деле это зарождение потенциально огромного спектра форм нового вида межсубъектного взаимодействия в «эпоху стражей», не подлежащего в этом качестве однозначной оценке на шкале добра и зла. Грядёт институциональная «новая нормальность». Ценителей дуэльных кодексов и сухаревских конвенций утешить нечем.
Когда традиционные общества впервые столкнулись с ростовщичеством, оно было объявлено греховным. Позже из сомнительного зародыша вылупился и вырос с виду вполне респектабельный институт рынка. И теперь, по прошествии столетий, когда манипуляции его невидимых рук попали под наблюдение и были рассмотрены во всех подробностях, выясняется: не только в рынке, но и в любом социальном институте сосуществуют и уживаются «саранча и пчела». В этом простой житейский смысл категории «самоотчуждение», элементарными частицами которого служат открытые Коммонсом «трансакции».
Она прекрасна, эта мгла.Она похожа на сиянье.Добра и зла, добра и злаВ ней неразрывное слиянье.Добра и зла, добра и злаСмысл, раскаленный добела.***
Предположим, один из институтов (либо его существенных блоков) находился в значимой зависимости от внешних ресурсов либо факторов. И предположим, в кризисной ситуации эта зависимость так или иначе повлекла нарушение его жизнедеятельности – надолго, если не навсегда.
Как и чем вылечить, скомпенсировать, протезировать, заменить засбоивший орган социальной интеграции?
Абстрактные вопросы легче рассматривать, отталкиваясь от конкретных примеров.
Положим, у нас в подъезде погас свет. Сосед, электромонтёр по профессии, проверил лампочки и выключатели – не коротнуло ли? – спустился в подвал к блоку предохранителей. Всё исправно.
В этот момент большинство жильцов впервые узнаёт о существовании некоей «управляющей компании», поступление электричества от которой прекратилось.
На собрании жильцов при свечах выдвигаются три альтернативных идеи:
• разобраться с управляющей компанией и принудить её к возобновлению оказания услуг;
• найти другую управляющую компанию и переключится на её электричество;
• перевести подъезд на автономную генерацию.
Все три идеи, увы, крайне уязвимы.
• Управляющая компания может не захотеть договариваться, а попытка взять её офис штурмом либо провалится, либо – в случае успеха – приведёт к тотальному отключению света во всём квартале.
• Поиски альтернативного поставщика, даже если он найдётся, перезаключение договора, прокладка новых сетей и монтаж будут длительными и дорогостоящими. А ну как проблема глубже – с ЛЭП или электростанцией?
• Никто из жильцов, включая электромонтёра, к сожалению, не имеет представления, что такое «генерация» и с чем её едят.
Здесь наш пример слегка расходится с основным предметом. В условном примере может оказаться, что кто-то из эрудированных жильцов хотя бы читал или слышал про дизель-генераторы, автономные источники питания, солнечные батареи и смарт-грид. Впрочем, где всё это взять, как смонтировать, как вписать в существующую энергосистему – они всё равно не в курсе.
В реальной жизни с пониманием финансовой автономии дела обстоят куда хуже. Создание международного финансового центра в РФ было предусмотрено ещё в 2008 году Концепцией долгосрочного социально-экономического развития России до 2020 года; Рабочая группа по созданию МФЦ в Российской Федерации сформирована в 2010 г. Советом при Президенте России по развитию финансового рынка Российской Федерации. Практическая результативность этой деятельности очевидна.
По слухам, грядут благотворные перемены – страна вдруг переполнилась специалистами по разработке финансовых платформ.
Увидим.
***
Так в чём выход из ситуации с кризисным выпадением того или иного института вследствие его внешней зависимости?
Вырастить взамен свой, органичный и полностью автономный? Но подобные процессы институциональной самоорганизации, судя по европейской истории, занимали столетия. Ни призывами, ни принятием правильных законов тут ничего не добиться.
Не избавляясь от самой зависимости, поменять её источник? Иными словами, от торговли в долларах перейти к рупиям или дирхамам. Если даже абстрагироваться от полосы политических препятствий, решение комплекса взаимосвязанных проблем всё равно потребовало бы даже не лет, а десятилетий.
Передать выпадающие функции кризисным органам для управления в ручном режиме? Опыт страны наглядно показывает: даже высокоэффективный государственный аппарат своей плановой регламентацией не заменит систему рыночных сделок, это абсолютно не свойственная ему задача. Теоретическое обоснование этой невозможности есть уже в одном из докладов С.Платонова за 1985 год.
По сути, имеет смысл обсуждать только один выход из тупика выпадающей институциональной функции – путь-Дао её технологизации.
Тем более этот путь уже наречён, имя произнесено. Из первых уст прозвучал неологизм –
техноэкономика.
***
Русский язык – консервативный, к лингвистическим новациям относится настороженно, если не враждебно. Получить прописку в его словаре без санкции сверху непросто. В сущности, полномочием на введение серьёзных новшеств в обиход наделено свыше только первое лицо, да и то в особых случаях. К примеру, лично Генеральный секретарь ЦК, и с трибуны как минимум пленума, а лучше съезда.
Но даже после столь парадного выхода в свет, на подмостки устоявшегося дискурса, новичок обречён на холодный приём. Предстоит «мильон терзаний»: вульгаризация, интерпретация, популяризация, оскопление пропагандой, предательство редукционизма.
Не минует чаша сия и новонаречённую техноэкономику. Покуда этот термин обрастёт тканью и плотью строгой системы понятий, ему предстоят долгие испытания.
Некоторые сюжеты вполне предсказуемы.
Политический язык нуждается в терминах-вывесках, словах-лозунгах, и регулярно занимается их развешиванием, поновлением и заменой. Коллективизация. Индустриализация. Новый курс. Научно-технический прогресс. Для широких масс трудового чиновничества и лоббируемых ими бизнес-структур практически неизбежно подозрение, что на месте «цифровой экономики», некогда сменившей «электронную Россию», в свою очередь вскорости может водрузиться что-то типа реинжиниринга институтов или техноэкономики. А в ситуации, когда вокзал отходит, надлежит хватать мешки.
Второй по очевидности протез здравого смысла – разуметь под этим такую экономику, где главная фишка состоит в торговле техникой. Всякой – от утюгов и до инновационных гаджетов. Такая, в общем, М-видимость экономической Техносилы. Бизнес-ангелы всех стран, объединяйтесь! Добро пожаловать в технорай техноритэйла.
И наконец – плюс блокчейнизация всей страны. Техноэкономика, короче, это такая новомодная экономика, в которую повсеместно втыкаются и внедряют платформы. Каждая платформа-самобранка приносит её разработчикам, собственникам и пользователям (в порядке убывания) обвальный рост продаж, прибылей и прочих благ. Остаётся скорейшим образом распределить все бюджеты страны между IT- фирмами и обождать всходов на поле чудес.
К сожалению, это не шутка. Шутками здесь не обойтись.
***
На деле специалистам по IT вообще нет места в разработке платформ техноэкономики. Это жестокая реальность, с которой вскоре предстоит столкнуться.
Конструктора процессоров, системных шин, мониторов и прочего «харда» не нужны в процессе разработки «софта». Максимум, что от них может потребоваться – учесть запросы архитекторов новой операционной системы при создании нового поколения электронных устройств.
В свою очередь, с позиции техноэкономики задача конструкторов IT – создать и реализовать новый стандарт, новый класс информационных технологий типа «распределённых реестров», которые выполняли бы функции стандартного носителя для технологий третьего уровня (экономических, стоимостных, «Intangible»).
К сожалению, в равной – если не в большей – степени при разработке техноэкономических платформ будут бесполезны и классические «экономисты». Это утверждение ни в малой степени не умаляет их профессиональных и иных достоинств. Судите сами: чем может быть полезен ломовой извозчик, ковбой или даже жокей в роли главного инженера на автомобильном заводе?
В ближайшее время (которое почти упущено) будет остро востребована новая отрасль инженерной деятельности, новая профессия. Если угадывать её возможное название, то – по аналогии с энергетикой и информатикой – выйдет что-то типа «стоиматики». Как новый, третий, замыкающий полноту слой главной профессии, основной компетенции создателей и тружеников всей грядущей эпохи, которую уместно называть
институциональной инженерией.
Институциональные технологии нужны стране как воздух, как хлеб. И главное требование к ним – не быстродействие, не эффективность, не снижение издержек, нет. Главное требование – возобновление и поддержание целостности социального организма на всех этапах его системной технологизации, начиная с техноэкономики. Целостности как необходимого условия суверенитета.
Многослойный и полносвязный институциональный организм общества прежде всего целостен. Эта интеграция достигалась, поддерживалась и переустанавливалась на новом уровне веками, ценой кризисов, социальных катастроф и кровавых революций. Даже попытки трансплантации жизнеспособной ткани рынка или корпоративного управления из близкородственных обществ наталкиваются на силы рефлекторного социального отторжения.
Целостность природных организмов обеспечивается на
генетическом уровне. Целостность системы идей – на уровне
математики. Целостность человеческой деятельности, смыкающей в обществе материальный и идеальный миры будет обеспечиваться на уровне генетического проектирования. Минимально необходимое условие – целостная инженерная картина мира. Культурой она уже выработана. Осталось к ней причаститься. Нам, боюсь, предстоит культурная революция.
Но это – как говорил мой учитель Борис Раушенбах – отдельная трагедия.
***
В советском фильме «Укрощение огня» по мотивам биографии Сергея Королёва есть сильно упрощённая и мифологизированная история советской ракеты Р-7. Это техническое чудо с момента первого пуска в 1957 году и до новейших времён Илона Маска держит планку показателя «надёжность/экономичность» на уровне, недостижимом для всех прочих носителей, включая хвалёные спейс-шаттлы.
Историю с Р-7 обычно воспринимают поверхностно: новый российский левша с голодухи залудил уникальную инновацию, такую, что аглицкие блохи отдыхают.
Сначала советская программа разработки ракет-носителей, как и американская, двигалась в русле классической схемы многоступенчатой ракеты-башни. Вскоре коллективу Королёва стало ясно: если метить на Луну – эта схема неизбежно приведёт в тупик носителя чудовищных размеров и мощности. Собственно, таким триумфальным тупиком и стала гигантская ракет «Сатурн-5», в которой нацистский конструктор фон Браун педантично воплотил в жизнь патент Годдарда 1914 года за счёт астрономического бюджета, рождённого глобальными амбициями президента Кеннеди. Из этого многомиллиардного тупика программа «Аполлон» так и не вышла: последний астронавт побывал на Луне в 1972 году, полвека назад – где деньги, Зин?
Идею пакетной схемы в 1947 году выдвинул конструктор Тихонравов, опиравшийся при этом на позднюю работу Циолковского. Королёв внёс в её осуществление два ключевых вклада. Сперва он спас разогнанный авторский коллектив Тихонравова и долгие годы защищал его от нападок. Затем, поставив на карту весь свой авторитет и влияние, добился закрытия далеко зашедшей программы производства носителей классического типа по заказу Министерства обороны и её перезапуска с нуля на основе полуфантастической схемы «пакета», чреватой непредсказуемым пакетом проблем. Это могло стоить ему головы. Но в итоге принесло стране космическое первородство.
Фанаты отечественной конструкторской мысли обычно не отдают отчёта в следующем. Если взглянуть на схемы современных американских, китайских и европейских носителей, выясняется, что пакетная схема теперь доминирует во всём мире – из уникальной она превратилась в стандартную. И дело не в дизайнерском изяществе, не в эргономичности и т.п., хотя всё это присутствует. Пакетная схема во многом математически оптимальна. К примеру, первая ступень классического носителя Сатурн-5 на всём протяжении работы тащит на себе вторую с её полными топливными баками. В пакетном носителе вторая ступень включается одновременно с первой, благодаря чему её вес в ходе разгона постоянно снижается, и интегральная нагрузка на первую ступень становится гораздо меньшей.
Королёв и его конструкторы, подобно мудрецам Платона, подсмотрели на небесах эйдос «идеального носителя» и воплотили в жизнь. Они действительно задали стандарт для всей космонавтики. Но если бы его задали не они – стандарт, став американским или китайским, сам по себе в конечном счёте был бы тем же самым «пакетом». Наш стандарт стал всемирным не потому, что Королёв был самым крутым и оригинальным, а потому, что он первым увидел объективный путь-Дао, проявил волю и смелость, и сделал по нему первый шаг. Он был не просто изобретателем, а первооткрывателем.
Если, пытаясь изобрести схему «торговли за рубли», наши разработчики настрогают несколько частных платформ, а потом условно «ростеховская» будет долго бодаться с условно «сберовской» – это станет современным воспроизведением грызни КБ Глушко, Челомея и других после смерти Королёва, грызни, которая угробила нашу лунную программу.
Если мы первыми создадим универсальную техноэкономическую платформу для широкого спектра сделок группы разновалютных стран между собой – это будет шаг по выводу всей глобальной экономики из тупика, и одновременно – реальный шаг не только к нашему суверенитету, но и к лидерству.
Предпринимательское «изобретательство» 90-х увлекло страну на тропу «распилов» и «схем», поставив на грань катастрофы. Но не существует пути волюнтаристов-импровизаторов, это броуновское движение, где частицы-олигархи, разбухая, всё равно обречены на хаотическую толчею в порочном круге.
Есть путь в силовом поле смысла, в русле объективности, в порыве к преодолению отчуждения – да, сотканный из проблем, открытий, событий-импровизаций. Подлинный суверенитет опирается на подлинное, математическое, технологизируемое знание. Это действие-Дао, избрание судьбы первооткрывателей и первопроходцев.
2022.07.04
ТЕХНОЭКОНОМИКА. ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПЛАТФОРМА СУВЕРЕНИТЕТА. ЧАСТЬ 1 >>