Техноэкономика. 9. Действительное техноэкономическое действие

«Коммунизм как положительное упразднение частной собственности – этого самоотчуждения человека – и в силу этого как подлинное присвоение человеческой сущности человеком и для человека; а потому как полное, происходящее сознательным образом и с сохранением всего богатства предшествующего развития, возвращение человека к самому себе как человеку общественному, т.е. человечному... есть действительное разрешение противоречия между человеком и природой, человеком и человеком, подлинное разрешение спора между существованием и сущностью, между опредмечиванием и самоутверждением, между свободой и необходимостью, между индивидом и родом».

«Коммунизм для нас не состояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразоваться действительность. Мы называем коммунизмом действительное движение, которое уничтожает (aufhebung) теперешнее состояние».

«Для уничтожения (aufheben)... частной собственности в реальной действительности требуется действительное коммунистическое действие».

К.Маркс. Экономическо-философские рукописи 1844 года

1. Начнем с того, что сами по себе акты обмена «шила на мыло» на первый взгляд вроде бы ничего нового не производят. Производительность любой человеческой деятельности в конечном счете сводится к тому, что общество присваивает силы/вещества природы, которые, будучи соединены определенным способом (лошадь – с плугом, рука – с пращой), и производят нужную (ему) работу. Интегральный акт обмена производителен в том смысле, что позволяет обменять продукты/услуги узкоспециализированной (и в силу этого более эффективной) деятельности субъекта современного «бизнеса» на полную совокупность «чужих» продуктов/услуг, необходимую для расширенного воспроизводства этой его деятельности – включая воспроизводство ее субъекта не только как «бизнесмена», но и как человеческого существа и полноценного члена общества. В современном высокоспециализированном обществе такой акт обмена при эмпирическом рассмотрении рассыпается на необозримое множество актов покупки/продажи: участник акта обмена, строго говоря, обменивается своим товаром/услугой практически со всем обществом (А еще точнее – с человечеством, когда он за деньги, вырученные от продажи кирпича в Урюпинске, приобретает бананы или Лексус). Поскольку прямые обмены кирпичей на орехи и яблоки мыслимы лишь умозрительно, на помощь приходят институты из Леса невидимых рук.

3. Таким образом, каждый акт покупки в нашем примере – если в него всмотреться – в той или иной форме включает получение денег собственником кирпичного завода из банка (кредит), собственно покупку (перевод денег от покупателя к продавцам сырья и топлива) и регистрацию перехода прав собственности на партии глины и дров от продавца к покупателю. Симметричную картину можно усмотреть в акте продажи: регистрацию факта перехода товара (кирпичей) от продавца к покупателю, собственно платеж (поступление денег к собственнику кирпичного завода) и передача им этих денег на банковский депозит (Хранение полученных денег не в банке, а под матрацем, опять же, можно рассматривать разве что умозрительно. Более сложные случаи типа их вложения в фонд прямых инвестиций остаются за рамками нашего учебного примера.). Прямые участники акта производительного обмена (кирпичей на ботинки и яблоки с орехами) фактически не видят и не знают друг друга, и никогда не общаются напрямую; вместо этого каждый из них постоянно взаимодействует с институциональными посредниками «леса невидимых рук». Например, в случае института Права это нотариальные конторы, регистрационные палаты, аудиторы и т.д. и т.п. Именно эти акты взаимодействия с институтами, напомним, Коммонс назвал «трансакциями». Строго говоря, вся непосредственная деятельность современного рыночного субъекта практически целиком состоит из трансакций. Чисто умозрительно можно представить, что продавец кирпичей знает кого-то из их покупателей лично, и даже обменивается с ним рукопожатием. Но это рукопожатие не является ни частью самого производительного акта обмена, ни одной из обязательных трансакций обмена.

5. Экономические технологии, конечно же, не будут «оцифровкой» существующих рыночных трансакций. Непонятно, как подобные популярные ныне глупости могут вообще приходить в голову. С таким же успехом современные технологии погрузочно-разгрузочных работ в порту можно воображать как цепочку человекоподобных роботов-крючников, рысцой бегущих с теми же мешками на железном горбу по тем же мосткам-сходням, и роботов-биндюжников, восседающих на козлах рыдванов. На смену грузчикам и бурлакам в действительности пришла технология контейнерных перевозок: та же функция перемещения грузов выполняется совершенно новыми методами, исключающими участие человека из большинства операций.

Непонимание роли пресловутой «цифры» (а точнее – IT) в современной экономике коренится глубоко – в неспособности различить участников рынка и его агентов.

Распространенное представление, будто банки «занимаются бизнесом» наряду с производителями товарных кирпичей, дров и глины, маскирует совсем иную реальность. Слова о том, будто они «торгуют деньгами», только наводят тень на плетень. Выражаясь институционально, банки являются агентами института капитала, в этом качестве обеспечивают обмен, не являясь его прямыми участниками, и взимают плату за свои трансакции. С баррикад классовой борьбы банки выглядят как эксплуататоры-процентщики, которые выжимают из заемщиков прибавочную стоимость. Иными словами, банки – не участники рынка, а его агенты, ставленники «невидимых рук». Другое дело, что они не только шарят по карманам трудящихся, но при этом выполняют важную функцию, обеспечивая саму возможность обмена. Обществу перестало нравиться то, как именно они выполняют эту функцию – в этом корень нынешних проблем банков и с банками. Объем взимаемой трансакционной дани, конечно, играет роль дополнительного раздражителя.

Субъекты техноэкономики отказываются от трансакций института капитала, но не от его функций, заменяя услуги банков работой финансовых платформ.

Как они это делают?

Собственники кирпичного завода, глиняного карьера и фирмы по заготовке дров объединяют части своих активов в совместное предприятие (типа товарищества). Регламент его работы расписывается в соответствующем «смарт-контракте» и реализуется совместной экономической платформой. Сам факт объединения трех предприятий в один «комбинат» (по типу Пикалевского), конечно, еще не устраняет трансакций институтов производства, а также институтов распределения – в рамках нашего упрощенного примера мы их пока даже не будем обсуждать. Здесь важно понять, что функции институтов обмена теперь берет на себя экономическая платформа, избавляя долевых собственников нового предприятия от этого (и только этого) вида трансакционных издержек. Предприятие является единым собственником производимых кирпичей и продает их на прежнем рынке прежним покупателям в прежнем объеме. Но оно теперь располагает собственным сырьем и топливом и не нуждается в кредите для их закупки на рынке. Бывшие субъекты рынка, ставшие теперь «цехами» комбината (и центрами внутреннего финансового учета, осуществляемого платформой), больше не связаны рыночными покупками/продажами, не платят соответствующих налогов, не имеют отдельных счетов и банковских расходов на перемещение денежных средств между ними. Перемещение глины из карьера к печи для обжига не сопровождается юридическими актами регистрации перехода прав собственности и не требует оплаты услуг юридических фирм.

Даже грубая оценка показывает, что доходы кирпичного производства, избавленного от трех разновидностей тяжелой трансакционной дани, могут возрасти кратно. Но все это, естественно, при условии, что платформа не окажется очередным «госпланом», а будет обеспечивать взаимодействие частей комбината как минимум не менее эффективно, чем институты рынка.

Как же она работает? Платформа выполняет три функции: эмиссионную, долевую и взаиморасчетную (Все термины имеют рабочий или переносный характер. Говоря об «эмиссии», «токенах», ICO и т.п. мы в основном используем эти слова в образном смысле, для облегчения восприятия. С точки зрения специалистов по IT все это внутренние элементы и процессы программного комплекса платформы.). Владельцы кирпичного, глиняного и дровяного производств, объединяя свои активы путем взаимного обмена доступами к ним, фактически выступают как соинвесторы создаваемого предприятия. Текущая рыночная стоимость каждого из активов служит ориентиром для выстраивания дальнейшей системы взаимоотношений между соинвесторами.

Платформа «эмитирует» внутренние «токены» системы в количестве, соответствующем сумме стоимостей соинвестированных активов. На виртуальный «счет» каждого из соинвесторов зачисляется сумма токенов, пропорциональная стоимости его актива.

Каждый токен представляет собой минимальную нерасчленяемую далее долю в собственности на совместное предприятие. Не забываем, что островок «техноэкономики» появляется только внутри сообщества соинвесторов, а снаружи ее окружает обычный рынок, на котором по-прежнему не обойтись без денег. Простейший способ «монетизации» доли соинвестора – отождествление ее с долей в конечных продажах (кирпича, а также возможных излишков дров либо глины).

Платформа осуществляет взаиморасчеты в токенах между соинвесторами в случаях принятия ими согласованных решений об изменении размера и/или соотношения своих вкладов, переуступке их частей друг другу и о вовлечении в предприятие дополнительных соинвесторов (например, транспортников либо строителей).

7. Итак, мы имеем две картинки, отражающие начальную и конечную стадии трансформации «рынка» в «техноэкономику». Картинка №1 – собственники трех бизнесов, торгующие друг с другом на рынке. Картинка №2 – созданное ими совместное предприятие, использующее внутри себя платформу многостороннего клиринга. На уровне здравого смысла обе картинки кажутся знакомыми, понятными, находящимися в полушаге друг от друга.

В чем разница между ними?

Она не только огромна. Не просто принципиальна. Она – фундаментальна. Проще и правильнее сказать, что между ними нет ничего общего. Первая – из завершившейся предыстории человечества, начиная от исхода первых обезьянолюдей из первобытного рая и заканчивая капитализмом. Вторая – из-за грани наступившей мета-эпохи, пока безымянной, дыхание которой уже опалило ветхий мир.

Испепеляющие годы!

Безумья ль в вас, надежды ль весть?

Правильная постановка вопроса была совсем иной. На деле решалась задача снижения трансакционных издержек существующей системы связи. Связь обеспечивала «невидимая рука электричества», которая действовала практически мгновенно (со скоростью света). «Столбы и провода» были частью трансакционных издержек того способа, каким эта могучая рука делала свое дело. Так нельзя ли, сохранив функцию (мгновенная связь), изменить метод ее выполнения так, чтобы частично отказаться от миллионов столбов и тысяч километров проволоки?

Правда, Коуз сформулировал трансакционный подход сорок лет спустя. Но то в применении к экономике. А в классической инженерии он использовался гораздо раньше.

Теперь о двусторонней роли инженера. Он должен быть способен переформулировать пургу, которую несут эксперты-практики (о столбах с проводами), в качественную, а затем количественную модель их реальных трансакций. Но с другой стороны – причем, принципиально другой – он должен быть в курсе новомодных увлечений теоретиков типа Максвелла и Ко какими-то там «электромагнитными полями». Генрих Герц был в курсе и фактически создал первый радиоприемник раньше Попова. Но он не был инженером и оказался не в состоянии задаться вопросом: какие трансакции можно снять с помощью этой новой игрушки?

Наконец, будь на месте тузов телеграфной промышленности современные концерны «Столбпром» и «Роспроволока», энтузиасты беспроводной связи были бы своевременно трудоустроены в их ведомственные институты (это в лучшем случае), а кафедры электромагнетизма напрочь лишены финансирования и закрыты.