Техноэкономика. 7. Порог прекрасной эпохи

Решающий прорыв к формированию парадигмы техноэкономики связан с конкретными именами двух экономических гениев. Он может быть датирован точно – это 1931-32 годы.
Джон Коммонс (1862-1945 гг.) и Рональд Коуз (1910-2013 гг.) своей жизнью и деятельностью явили два противоположных образца того, как надо и как не надо строить академическую карьеру. Коммонс опубликовал свою главную и единственную книгу, посвящённую институциональной экономике, в 1934 г., как только вышел на пенсию. К этому времени он тридцать лет был профессором Висконсинского университета, четырёхтомник «История труда в Соединенных Штатах» принёс ему заслуженную известность и среди прочего – членство в Комиссии по производственным отношениям при Федеральном правительстве. Незадолго до этого он впервые опубликовал набросок ключевых идей будущей книги в статье «Институциональная экономика» (1931 г.).

Через год в Соединённые штаты приехал 22-летний Рональд Коуз, выпускник Лондонской школы экономики. Он изучает работы ведущих американских экономистов, знакомится с некоторыми лично. 10 октября 1932 года он пишет письмо своему другу Фаулеру, в котором говорится о проблеме издержек рыночных трансакций и в явном виде содержится ядро замысла знаменитой статьи «Природа фирмы». Статью ему удалось опубликовать только в 1937 г., а получить за неё премию памяти Нобеля – ещё спустя 54 года. Впрочем, Коуз явно не соответствовал стереотипу «непризнанного гения». Он производил впечатление уравновешенного, в меру счастливого, состоявшегося человека, и на сто втором году жизни принял личное участие в презентации последней из своих книг.

По странному совпадению, именно в 1932 году были впервые опубликованы (на языке оригинала) «Экономическо-философские рукописи 1844 года», обнаруженные Давидом Рязановым в архивах немецких социал-демократов.

В основополагающей статье 1931 года, где Джон Коммонс впервые раскрыл понятие трансакций, он дал и первый набросок их классификации. С той поры, как институционализм стал входить в моду, эта классификация служит поводом нескончаемых гаданий и пересудов в сообществе «экономикс». Причина их бесплодности в том, что в головах у судящих вся хозяйственная деятельность редуцирована к абстрактному обмену, и потому они искренне, но тщетно пытаются вогнать понятийную схему Коммонса в эти рамки. Но институтам обмена у него соответствуют только «трансакции сделки». Что касается «трансакций управления» и «трансакций нормирования», то они соотносятся с двумя другими группами более древних, однако не менее значимых социальных институтов.

Первое письмо «Новая реальность мирохозяйства»

Второе письмо «Время исправлять имена»

Третье письмо «Уничтожение труда»

Четвертое письмо «Вещи своими именами»

Пятое письмо «Зачем нужен блокчейн»

Шестое письмо «Лес невидимых рук»

Восьмое письмо «Классовая борьба роботов»

Девятое письмо «Действительное техноэкономическое действие»

Первая группа – институты производства.

Это институты суверенитета, благодаря которым, в частности, конкретный акт производства приобретает территориальную прописку и этническую «крышу». Сбор орехов в угодьях соседнего племени означает смерть для сборщиков и войну для всех соплеменников.

Устоявшаяся традиция именования институтов по понятным причинам отсутствует. Все предлагаемые здесь термины имеют сугубо рабочий характер. Они отражают в основном практику институционального анализа реальных проектов на проектных сессиях Центра корпоративного предпринимательства в 2000-2015 гг.
Затем, институты потребностей, вводящие «орехи и яблоки» наряду с лаптями, ярангами и бумерангами в номенклатуру продуктов жизнеобеспечения и устанавливающие стандарты их потребительских свойств. На пути мечтателя, замыслившего поторговать яблочными пирожками домашнего производства, неприступной скалой встаёт Food and Drug Administration.

Наконец, институты способностей, предписывающие конкретные меры (и сопряжённые с ними трансакции) по соблюдению канона способов производства «орехов и яблок» и применяемых при этом инструментов и переделов. В частности, садоводу для сбора яблок может вменяться использование стандартизованного «плодосъёмника с захватом и телескопической ручкой». Нарушения предписаний караются не в административном, а в уголовном порядке. Ещё бы: на кону судьба урожая, здоровье, а зачастую и жизнь соплеменников!

Первобытные общинники вели натуральное хозяйство, яблоки и орехи были для них не товаром, а сообща производимым продуктом, частью общеплеменной «продуктовой корзины». Нужды в обмене (как и самого понятия «обмен») попросту не существовало, а отщепенцы, ненароком забредшие на опушку, незамедлительно вылавливались и съедались соседним племенем.

В современной диверсифицированной экономике институты производства исподволь формируют границы, структуру и потенциал всего странового хозяйственного организма, проявляясь на поверхности, в частности, как стратегия оборонно-промышленного комплекса, практика недропользования, потребительская матрица «образа жизни», национальная промышленная политика, система техрегламентов.
Вторая группа – институты распределения.

Это институты ответственности, устанавливающие структуру трансакций «ореховой», «яблочной» и прочих отраслей экономики, а также специальные задачи и обременения региональных органов хозяйствования в зонах преимущественного произрастания/производства «орехов» и «яблок» и/или в сезоны их массового созревания и заготовки.

Затем, институты полномочий, регламентирующие марлезонский балет корпоративных иерархий и сражений за власть вокруг и по поводу массового производства, заготовки, учета, транспортировки, складирования и выдачи «орехов и яблок»;

Наконец, институты обязанностей, понуждающие участников обмена, к примеру, совершать трансакции по регистрации юрлиц, уплате налогов и в целом по соблюдению законов и прочей регламентации.

Институты распределения эпохально расцвели в забытые времена фараонов и храмовых хозяйств. Продукты, централизованно свозимые в дворцовые подвалы, учитывались, хранились и раздавались в качестве запасов, но так и не становились товарами. Менять орехи на яблоки жителям распределительных обществ было некогда, негде, да и незачем: тем, кто отработал трудодни и выполнил орехово-яблочные нормативы, со склада по разнарядке выдавались продуктовые пайки, а также одежда и орудия труда.

В современной экономике, метафорически именуемой «рыночной», институты распределения по-масонски предопределяют её отраслевую, региональную и в целом корпоративную структуру, иерархию министерств и ведомств, региональных администраций и пожалованных либо захваченных феодов типа Газпрома.

Присущие корпоративным институтам распределения трансакционные издержки принято именовать «бюрократией», «коррупцией» и считать не закономерными свойствами, а недостатками, с которыми якобы можно отдельно бороться. По непостижимой прихоти общественного сознания процент, взимаемый банкиром с заёмщика, рассматривается как должное, а вознаграждение чиновника за услугу считается порочным. Говорят, чиновники, призваны «оказывать услуги», а за это мы им платим зарплату за счёт налогов. Но почему бы в таком случае и банкиру не пожить на одну зарплату? На деле и банкир, и чиновник служат не нам, а «Лесу невидимых рук», который сам определяет формы мотивации и объём вознаграждения своей агентуры.

На пресловутой опушке, надкусив полученное яблоко и убедившись, что оно червивое, остаётся огреть партнёра по сделке дубиной – если, конечно, удастся его догнать. Но в следующий раз любитель яблок, наученный горьким опытом, отправляется за ними в супермаркет – специализированное охраняемое заведение для обменов, созданное неусыпными бдениями институтов производства и распределения.

Однако в самом магазине, а также по дороге туда и обратно покупатель вплотную сталкивается с третьей группой институтов – институтами обмена.

Первый из них – институт права. Каждая сделка обуславливается и сопровождается набором юридических трансакций – актов регистрации и выдачи подтверждающих документов, которые удостоверяют права и обязательства покупателя и продавца как надлежащих лиц в ситуациях возможных ошибок, нарушений и конфликтов. В простейшем случае это товарный чек, дающий основания для возврата товара, гарантийного ремонта или судебного разбирательства. В более сложных случаях, когда меняются не орехи на яблоки, а загородный коттедж на квартиру в центре, сама сделка подлежит подтверждению в регистрационной палате, а физический переход объектов к другому владельцу сопровождается документами, удостоверяющими его право собственности. Институт права – огромная, сложная, весьма дорогостоящая система, которая, однако, создаёт саму возможность массового и регулярного потока сделок по обмену. Важно только отдавать отчёт в том, что всё это воинство нотариусов, юрисконсультов, адвокатов, реестродержателей и пр. взимает дань за каждую трансакцию, и значительная доля орехов и яблок, предназначавшихся к обмену, оседает в их карманах.

Производитель орехов, любящий яблоки, среди прочего сталкивается с тем печальным обстоятельством, что яблоковладельцу и даром не нужны его орехи – либо в данный момент, либо вообще. А ведь необходимо обменять свои орехи не только на яблоки, но и на полную потребительскую корзину, включая томагавки, трусы и билеты в филармонию. Эту проблему решает второй из институтов рынка – институт денег. Он создаёт и поддерживает общедоступный универсальный товар-посредник под названием «деньги», позволяющий совершить любой обмен конкретного товара на товар в два хода. Специализированные ответвления этого института постоянно заняты эмиссией, транспортировкой, хранением, защитой от подделок и обновлением денег, обеспечением их безналичного оборота, эквайрингом и процессингом электронных карт и т.п. ритуалами. Каждый акт обмена конкретными товарами обставляется и обуславливается теперь трансакциями платежей и сопутствующего открытия счетов, переводов, обналички, конвертации, аренды банковских ячеек и т.п. Все эти трансакции, призванные обеспечить удобства участников обмена, совершаются, естественно, за их счёт и требуют содержания многочисленных и прожорливых агентов института денег.

Наконец, приступая к обмену орехов на яблоки, ореховладелец предполагает не просто полакомиться, но и сделать бизнес, перепродав назавтра часть яблок на стороне по двойной цене. Но для этого ему на старте не хватает орехов, на заготовку которых тоже нужны деньги, причём, уже вчера и сегодня. И тут на помощь приходит третий институт рынка – институт капитала. В результате – о чудо! – меняться на опушке можно даже тем, чего у вас накануне акта обмена не было и в помине. Под залог пожитков (копьё и набедренная повязка, «Лексус» с пробегом, свечной заводик) заботливые ростовщические заведения выдают ему деньги, тем самым передавая его с рук на руки предыдущему институту, при содействии которого он меняет деньги на то, что предполагал получить, под присмотром института права, который теперь следит не только за тем, чтобы клиента не обманули, но и за тем, чтобы сам он в оговоренные сроки вернул институту капитала долг с процентами.

Соотнося институты рынка с координатами времени и пространства, можно утверждать (с долей образной упрощённости), что институт права обращён в сторону прошлого времени, он учитывает тем или иным образом предысторию появления орехов и яблок в руках участников обмена. Институт денег делает обмен универсальным, позволяя выстроить цепочки купли-продажи между любыми товарами, разнесёнными в пространстве. Институт капитала ориентирован на будущее время, вовлекая в оборот те товары, появление которых только ожидается – осенний урожай весной, серебро из месторождения на острове, до которого надо ещё доплыть, речную воду, что будет вращать гидротурбину спустя годы.

Преодолевая пространственные и временные ограничения, присущие обмену, институты рынка превращают обмен в могучую и универсальную производительную силу. Вдохновенный гимн этой силе пропет Марксом в «Манифесте коммунистической партии», где говорится, среди прочего, что она «менее чем за сто лет создала более многочисленные и более грандиозные производительные силы, чем все предшествовавшие поколения, вместе взятые. Покорение сил природы, машинное производство, применение химии в промышленности и земледелии, пароходство, железные дороги, электрический телеграф, освоение для земледелия целых частей света, приспособление рек для судоходства, целые, словно вызванные из-под земли, массы населения, – какое из прежних столетий могло подозревать, что такие производительные силы дремлют в недрах общественного труда!»

Остаётся понять, что институционалист №1 Карл Маркс досконально изучал чудесный институт капитала не для того, чтобы его уничтожить, но чтобы исследовать присущие ему трансакционные издержки, подлежащие сознательному снятию в наступающей эпохе техноэкономики. Прообразом классификации институтов и трансакций в целом служит первая попытка проанализировать слоистую структуру социального отчуждения в Рукописях 1844 года. Мысль Маркса состоит в том, что преодоление социального отчуждения синонимично овладению системой отношений собственности. Это преодоление, по Марксу, начнётся с исторически последней её институциональной формации – капитала, и составит целую эпоху поэтапного снятия формационных слоёв в порядке, обратном исторической логике их становления.

Собственно, эпоха уже начинается.

Сергей Чернышев

26.09.2018